Школьные расстрелы: случайная цепь трагедий или продуманный террор
Об этом обозреватель Александр Милкус беседовал на Радио «КП» с вице-президентом Российской криминологической ассоциации Игорем Сундиевым
Пермский эпизод – первый в нашей стране, когда стрельба устроена в вузе. До этого все случаи были в школах и в колледже
– Игорь Юрьевич, на первый взгляд расстрелы учащихся в Перми, а до этого в Казани, в Керчи, в Москве – не система, случайности. Но вы как специалист анализировали все эти истории, в октябре, знаю, у вас должна выйти книжка на эту тему. И вы видите тут закономерность?
– Начнем с того, что каждая история, конечно же, отдельная. У нее отдельный исполнитель, отдельные обстоятельства. Но в то же время скулшутинг (так называют нападения в учебных заведениях – прим. Ред.) – международное сетевое движение. Оно развивается и достаточно мощно представлено у нас.
Нападения готовились почти в каждом из наших регионов
– Почему именно у нас? Я не слышал о подобных расстрелах в школах Украины, Казахстана или Белоруссии…
– Нет, у нас такие ЧП случаются не чаще, чем в других страна. Это движение сначала было не очень популярно в молодежной среде. Но стало достаточно массовым примерно с 2014 года. Причем, скулшутинг в Соединенных Штатах выполняет одну функцию, а у нас – другую. У нас он выполняет функцию так называемого «насыщающего террора».
Если смотреть географию, у нас только, по-моему, в четырех субъектах не было актов скулшутинга за последние годы.
– Подождите, у нас 85 регионов. Что, 80 историй было?! Я могу припомнить нападения на Дальнем Востоке, в Бурятии, ну и регионы, которые я уже назвал…
– Много было в самых разных регионах. Более того, могу сказать, что совершенных актов скулшутинга в три раза меньше, чем предотвращенных.
– То есть, вы сейчас говорите о предотвращенных, поэтому мы о них и не знаем.
– Почему не знаем? СМИ о них сообщали. Но информационной волны не было, потому что нападения удалось предотвратить.
А информационная волна для этого явления крайне важна, уверен наш эксперт.
– Сам термин «скулшутинг» возник после 1999 года, когда в одной из школ в Соединенных Штатах двое учеников старших классов расстреляли своих же соучеников. СМИ подробно освещали их действия, так как школа была увешана камерами видеонаблюдения. Практически все эпизоды стали достоянием средств массовой коммуникации, – объясняет Игорь Сундиев. – Этот акт стал объектом подражания, в первую очередь, в Соединенных Штатах и именно с применением огнестрельного оружия.
После Соединенных Штатов эта школьная зараза перебралась сначала в Мексику, Бразилию, а потом уже в Европу. Сказать, что в европейских странах было много таких актов, я не могу — это все-таки достаточно редкое явление, но за последние годы с десяток ЧП было. Кстати, когда я встречаю публикации о том, что расстрелы в школах случались еще в 20 веке, в 50-е годы, и не с 1999 года все началось – здесь есть грубая неточность. Да, были случаи, когда патологические личности залезали в школу и устраивали расстрел, но это стреляли взрослые. У них был определенный сдвиг на том, чтобы убить ребенка. Такие случаи происходили в Англии, во Франции, в США. Но не более пяти случаев до 1999 года.
Потом стрелками стали подростки. И они убивают соучеников. Вот в этом принципиальная разница!
Вице-президент Российской криминологической ассоциации Игорь Сундиев
Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН
Пермский эпизод – первый в нашей стране, когда стрельба устроена в вузе. До этого все случаи были в школах и в колледже (Керчь). Но даже пермский убийца сначала ориентировался на школу.
Здесь я хотел бы обратить внимание еще на одну очень важную деталь. Когда начинается рассказ о стрелках, и за рубежом, и у нас, говорят – нападающие были очень тихими, очень спокойными парнями. Не то чтобы забитыми, нет, но они были абсолютно индифферентными в своем классе или в группе. У них не было ни врагов, ни друзей. Вся их личная жизнь была в Сети. А если посмотреть сетевые материалы, то там страсти бушуют нешуточные. И там предлагается масса способов, как можно убить.
Сразу хочу сказать, что в нашей стране огнестрельное оружие занимает последнее место в актах скулшутинга. На первом месте – холодное оружие. Причем, в самой своей древней разновидности – топор.
– Это было в Бурятии.
– И в Бурятии, и в Перми. У него был с собой и нож, и топор.
– А с чем это связано?
– Прежде всего, с тем, что у нас оборот огнестрельного оружия все-таки жестко регламентируется, в отличие от тех же США. Второе — это то, что в качестве холодного оружия в данном случае выступает бытовой инструмент, который можно купить в любом магазине.
На втором месте после холодного оружия по распространенности идут самодельные взрывные и зажигательные устройства. Если помните, у многих скулшутеров были самодельные взрывные устройства, которые они активно использовали. А рецепт, как сделать такую самоделку из бытовых материалов, присутствует на просторах интернета.
Но еще один очень важный момент, если мы говорим об этой эпидемии: в первую очередь, она касается не мегаполисов, а малых, средних городов, с населением до миллиона человек.
Удар не по столицам
– Почему? В Москве, в Отрадном была история. Охранник и учитель погиб, полицейский ранен.
– Но с учетом численности школьников Москвы и Санкт-Петербурга, по статистике, таких преступлений должно быть как минимум в несколько раз больше. А этого нет. Почему?
Если рассматривать акты скулшутинга с точки зрения «насыщающего террора», а это единственная на мой взгляд, правильная точка зрения – то получается, что такой акт в небольшом городе дает гораздо больший резонанс, чем совершенный в мегаполисе. Потому что в некрупном городе намного прочнее связи между жителями, намного больше коммуникаций и, естественно, что главную цель, как у любого террористического акта – дискредитацию органов власти – такой акт выполнит лучше.
Сергей Гордеев, убивший охранника в московской школе в Отрадном
Фото: СОЦСЕТИ
– А почему вы это называете «насыщающий террор»?
– В 2005 году наш очень хороший футуролог Сергей Переслегин опубликовал работу, где использовал этот термин – насыщающий террор – применительно к Ближнему Востоку. Переслегин спрогнозировал появление движений, которые будут мелкими актами с помощью подручных средств, которые невозможно отследить, совершать террористические атаки. И это станет приводить к нарастанию напряжения в стране, росту недоверия к органам власти, дискредитации правоохранительных систем. Буквально через несколько лет на Ближнем Востоке началась «интифада» ножей. А потом это переместилось в Европу. Вооруженные такими бытовыми предметами персонажи наносили ранения, иногда смертельные, с криками «Аллах, Акбар», а иногда без криков. Вспомните Францию, например. И сеяли напряжение и панику.
Но в чем смысл? Откуда брались эти персонажи? И вот здесь как раз очень жестко срабатывает сам принцип «насыщающего террора». Откуда берутся люди? Из Сети. Сеть мониторят в поисках посетителей, которые по уровню радикализации готовы к совершению каких-то актов.
Вот человек пришел на сайт или форум. За ним наблюдают, как часто он фиксируется в Сети, насколько активен. Есть простые способы, как это выяснить через сетевое взаимодействие. Если вы на форуме, к вам может обращаться незнакомый человек. Он задает несколько простых вопросов. Причем по теме, которая обсуждается. Вы на них отвечаете. А эти вопросы встроены в систему оценки личности. После нескольких сеансов такого общения о вас выстраивается личностный профиль, который говорит, что этот пользователь сюда пришел просто из интереса.
А вот тот человек – психически неуравновешенный. Он еще не психически больной, но грань, которая его отделяет от болезни, очень тонкая. И срыв может привести к серьезным последствиям. Дальше оценивается степень его эмоционального напряжения. Это напряжение можно ловко регулировать извне. Его можно повышать или понижать. У кураторов этой сети появляется блок персонажей, из которых одни уже готовы к совершению акта, с другими надо поработать. Опять-таки через Сеть их готовят и настраивают к конкретной дате, либо к конкретному месту.
– То есть за парнем, который взялся за оружие, есть конкретный человек или группа, подводившая его к нападению?!
– Да, убежден, что есть.
17 октября, в политехническом колледже в Керчи прогремел взрыв, после которого был открыт огонь. Взрыв и стрельбу устроил студент 4-го курса колледжа Владислав Росляков 2000 года рождения
Случайностей нет
– И вы считаете, что эти истории – и Казань, и Пермь, и Керчь, и Москва – не случайны?
– Конечно нет, это не случайность. Более того, я вам могу сказать, что и те акты, которые происходили в Европе – и ножи, и автомобили, которые врезались в толпу – это тоже не случайность. Они были приурочены к конкретным событиям, которые происходили в этих странах в это время.
– То есть, можно сказать, что пермский расстрел – реакция на выборы? Отвлечение внимания?
– Я предполагаю, что этот персонаж должен был прийти в университет не в понедельник, а в пятницу.
– На прошлой неделе?
– Да. В первый день выборов. Почему он задержался, почему пошел не в школу, а в вуз, это следствие установит. Но сам факт того, что этот акт был приурочен именно к выборной кампании, у меня ни малейшего сомнения не вызывает.
– А Казань? Москва? Керчь?
– Если мы будем брать только приуроченные к датам преступления – это не будет «насыщающий террор».
Возьмем трагедию в Казани. Это крупнейший город, где огромное количество и школ, вузов, предприятий. После этого акта скулшутинга Казань до сих пор находится в напряжении. Цель достигнута. И в той же Керчи, если вы обратите внимание, там не просто помнят эту трагедию. Она свежа в памяти.
Что поражает лично меня? У нас выросли два поколения, которые практически лишены эмпатии. То есть, умения чувствовать другого человека, сопереживать.
Достаточно посмотреть в том же самом ТикТоке огромное количество восторженных воплей о том, что и в Казани, и в Керчи, ох, какие были красивенькие, хорошенькие мальчики. В основном от экзальтированных барышень. Для этих барышень абсолютно не имеет значения, что мальчик только что убил значительную группу людей. Они так же, как и этот убийца, относятся к другим людям как к биомусору. И это очень тревожный симптом.
Хорошо организованное движение
– Игорь Юрьевич, вы говорите «движение скулшутинг». А почему движение, какие признаки?
– Потому что про него есть много материалов. Есть интернет-магазины, которые торгуют атрибутикой с надписями «биомусор», «ненависть». Эти вещи производятся, продаются, рекламируются. Есть многочисленные форумы, где обсуждаются вопросы – кто, как, зачем и какой вид оружия наиболее предпочтительный. Это не просто одна или две группы…
– Значит, кто-то развивает это движение?
– Конечно. Это очень мощный инструмент деструкции.
– И этими парнями, которые выходят убивать, кто-то манипулирует? Есть какой-то куратор всесильный?
– Сейчас это можно сделать достаточно просто. Мы находимся в состоянии психиатрической катастрофы в мире. За два года пандемии количество психически больных и людей, находящихся в реактивном состоянии и в состоянии пост-стрессового расстройства, увеличилось почти на 500 миллионов человек. И сейчас оно составляет 1 миллиард 500 миллионов человек. Это практически каждый пятый в мире.
Если брать два последних наших поколения молодых людей, то это два поколения, которые были лишены в силу целого ряда обстоятельств психиатрической помощи. И у них сформировались очень своеобразные черты.
Для них характерно, что они воспринимают мир через призму социальных сетей. То, что есть в Сети, для них значимо и важно. То, что происходит рядом в реальной жизни – не столь существенно. Вы, наверное, обращали внимание, когда молодые ребята сидят рядом, оба уткнувшись в телефоны и общаются друг с другом там. Потому что гаджет им более удобный инструмент для общения, чем повернуть голову и сказать. Говорить просто так – это эмоционально затратно. А гаджет позволяет быстро передать сообщение. И вроде бы пообщались.
Вырастая, они искренне убеждены, что знают больше всех остальных. И достойны все блага получать по максимуму.
Что делать?
– И что делать? Вылавливать ребят в пограничном состоянии? Или вообще не рассказывать о подобных расстрелах, не называть фамилии, не публиковать видео?
– Начнем с того, что надо признать ситуацию: в данном случае речь идет о преступлении очень тяжком для всех окружающих и для государства в целом. Речь должна идти не об убийстве двух и более лиц особо опасным способом, как сейчас чаще всего квалифицируют эти преступления, а о террористическом акте. Тем более, все признаки террористической деятельности в этих актах присутствуют.
Если мы это сделаем, то к той части ребятишек, которые сейчас тусуются на подобных ресурсах, будет принципиально другое отношение со стороны правоохранительных структур. Одно дело – общеуголовное преступление. Другое – террористический акт.
Что касается психического состояния. Это ситуация общемировая. У нас не хватает психиатров и соответствующих методик, чтобы с этими детьми работать. Но есть критические области, где оценка психического состояния принципиально важна.
Одна из таких областей – получение оружия. Все три персонажа, о которых мы сегодня больше всего говорили, это Керчь, Казань и Пермь, легально получили оружие. Они прошли все экспертизы. У меня возникает большой вопрос к их психиатрам. Не заметить явно отклоняющееся поведение этих ребят очень тяжело. Скорее всего, обследование было проведено чисто формально. Поэтому нужно дополнить перечень инструментов, которыми пользуются психиатры в критически важных ситуациях, новыми методиками, которые выявляют таких потенциальных стрелков.
Стрельба и взрыв в школе №175 в Казани произошли утром 11 мая 2021 года. Их устроил бывший ученик образовательного учреждения – 19-летний Ильназ Галявиев
– Что делать с некоторыми СМИ? Опубликовали его манифест, записи дневников, по сути, делая из нападавшего известную личность.
– Традиционные СМИ обязаны четко понимать свою ответственность за материал, который они размещают. Но у нас есть сетевые ресурсы, которые практически не контролируемые. И они размещают много такого материала, который не нужно было размещать. Для таких сетевых ресурсов должна быть более активная работа с их владельцами.
Больше всего материалов по скулшутингу размещено в социальной сети TikTok, а у нас он максимально популярен.
– В общем, родителям надо следить, в каких соцсетях сидят их дети.
– Я общался с родителями в Казани после того нападения. Папы-мамы больше всего боятся, что их ребенка признают психически ненормальным. Любые появляющиеся отклонения отпрыска стараются скрыть всеми силами. И это тревожный факт.
Родителям нужно быть внимательными, особенно к подросткам, и особенно к тем, кто замыкается в себе, уходит в компьютерную псевдореальность. Не каждый, конечно, из этих ребят возьмется за оружие. Но с ними могут произойти другие неприятности.