Автор: доктор юридических наук, профессор Данил Корецкий
Интервью Евы Меркачевой опубликовано 27 марта 2022 г. в газете “Московский комсомолец”
Разговоры о возможном возврате смертной казни вывели из летаргического сна связанные с ней вечные философские, моральные и правовые проблемы: о допустимости прерывания государством жизни, дарованной Богом; о правомерности фактического отказа от наказания, предусмотренного Конституцией и действующим Уголовным кодексом; о противоестественности действий, которые по долгу службы должны совершать лица, исполняющие приговор и об изменениях, происходящих при этом в их душах…
За ответами на эти вопросы редакция обратилась к известному писателю и ученому Заслуженному юристу России, доктору юридических наук, профессору, полковнику милиции в отставке, Почетному сотруднику МВД Данилу Корецкому, который работал следователем прокуратуры, научным сотрудником лаборатории судебных экспертиз Министерства юстиции России, много лет преподавал в ВУЗе МВД. В свое время внимание читателей привлекла его художественная книга “Привести в исполнение”, ученым-юристам известны научные статьи: “Смертная казнь в аспекте современной криминологической ситуации”, “Смертная казнь: месть или возмездие?”, “Проблема легитимности фактической отмены смертной казни” и другие труды по данной тематике.
-Данил Аркадьевич, пожалуй, больше вас о палачах не знает никто. Как так вышло, что вы стали исследовать их страшную работу?
– Вы преувеличиваете мою осведомленность об этих людях. К тому же, палачами их в наших кругах не называли.
– А как же тогда?
– Исполнителями. Их деятельность носила конспиративный характер и, как всё тайное и необычное, всегда привлекала интерес. Еще студентом я интересовался: что происходит после судебного заседания, вынесшего смертный приговор? Будучи общественным помощником следователя, расспрашивал старших товарищей, кто-то пересказывал слышанное от других, но непосредственно связанных с процедурой среди них не было. Мой наставник – известный в Ростове, а потом и в Москве прокурор К. поддерживал государственные обвинения по наиболее нашумевшим, как сейчас говорят “резонансным” делам, в том числе – знаменитой банде “Фантомасов”, банде Билыков, про которых впоследствии были сняты художественные фильмы. Он требовал им исключительной меры наказания, и суд с этим согласился. По действовавшему в то время правилу гособвинитель и судья, вынесший приговор, могли присутствовать при исполнении, но руководство не порекомендовало ему этого: мол, ты другой человек – одно дело требовать казни, а совсем другое – её исполнять! Кстати, это верно: много лет спустя я встречал судью, пришедшего на исполнение своего приговора – он получил серьезное нервное расстройство, долго лечился и сменил работу.
– А как пришла мысль написать книгу “Привести в исполнение”?
– Возвращались с женой домой поздно вечером, увидел несущийся на большой скорости хлебный фургон. Что за срочность? Да в это время и хлеб уже не развозят… Вспомнились строки из “Братской ГЭС” Евтушенко: “Пришли в мой номер с кратким разговором и увезли в фургоне на котором написано, как помню, было “Хлеб”. У Солженицына арестованных возили в фургоне “Мясо”. Но кого могут срочно и тайно везти в мирные советские дни?
– Смертников на казнь?
– Именно такая мысль пришла в голову, так и зародилась идея этой книги. Но следовало изучить вопрос, собрать материал, а на это ушло немало времени.
– И как же вы собирали материал?
– За много лет службы в различных правоохранительных органах приходилось встречаться с разными людьми, в том числе и с теми, кто в большей или меньшей степени соприкасался с исполнением. Довольно долго пришлось работать с Николаем Ивановичем Б. человеком-легендой, который стал прототипом героев нескольких моих книг. Крылатая фраза “Гвозди бы делать из этих людей, крепче б не было в мире гвоздей” подходит к нему в полной мере. Служил в НКВД под началом Лаврентия Берия. Кстати, хорошо о нем отзывался, говорил, что тот всегда здоровался за руку с подчиненными, интересовался здоровьем близких. В годы войны ходил в тыл врага комиссаром диверсионной группы, работал в ГУЛАГе, хотя отрицал его существование и ругал Солженицына, который это название, якобы, выдумал. Но как-то показал старое удостоверение, где черным по белому: «Главное управление лагерей», а на фото сам он – молодой, с грозным взглядом, стоячий ворот кителя с трудом охватывает крепкую шею, мощные челюсти – можно орехи грызть, не то, что сейчас – сьемные протезы… Последние годы перед пенсией работал в УВД, и входил в группу исполнения, которая в повести называлась “Финал”, а в реальной жизни названия не имела, но я буду её так называть для удобства. Говорить об этом не любил, да и вообще был немногословен в силу многолетней привычки, хотя все ограничивающие грифы давно сняты. Но за значительное время общения привык и кое-что рассказывал. И ясно становилось, что очень непростая у него и очень специфическая была жизнь.
– В чём же эта специфика?
– Ну, например, он с другом, который тоже входил в “Финал”, в отпуске, лежат на пляже в Сочи. И вдруг из динамика звучат их фамилии: просят срочно пройти в комнату милиции. Оттуда направляют в УВД, к аппарату закрытой связи, на другом конце кабеля один из руководителей ростовской милиции: “В Н-ске вы работали?” – “Да”. – “Ну и заварили вы кашу! Ладно, приедете, будем разбираться!” Они вернулись на пляж, и недоумевают: мы же всё согласовали, из-за чего шум? А стоит за этим следующая история: на небольшом сельском кладбище стали появляться свежие могилы, хотя в окрестностях никто не умирал. Местные жители встревожились, пошли в милицию, те раскопали захоронения, а в них трупы с огнестрельными ранениями! Поднялся переполох! Оказывается, там хоронили расстрелянных преступников, с местными властями вопрос согласовали, но как часто бывает, что-то не срослось, получился скандал.
Что еще про Николая Ивановича сказать? Мог выпить, но не курил. Вспоминал историю, как в буфете наркомата купил сигареты «Дымок» и пирожное. Так вот пирожным отравился, неделю пролежал, а когда выздоровел, на сигареты смотреть не мог. Юмор он понимал, но некоторых вещей не принимал, демократию недолюбливал. Помню, как-то пришел к нам в кабинет, в ярости потрясая газетой. Бросил ее на стол: «Вот до чего довела ваша демократия!». Там статья была про то, как элитное зерно на элеваторе по халатности заразили долгоносиком. По временам его службы в НКВД это был бы антисоветский заговор группы вредителей, расстрельное дело, а тут только директора уволили!
Потом познакомился еще с интересным человеком. На милицейском празднике И.Г. говорил тост, я обратил внимание на глаза: как будто они видели что-то запредельное… А работал он в службе, представитель которой должен присутствовать на процедуре. В перерыве спросил: “Кто от вас ездит на исполнение?” Получил резкий ответ и убедился, что попал в точку. Объяснил, что пишу книгу, попросил посмотреть – что не так? В назначенный день жену отправил погулять, И.Г. пришел, я дал прочитать описание процедуры исполнения. Он сказал, что в принципе похоже, но все спокойней, обыденней, никого не рвёт, никто в обморок не падает. На самом деле все участники настроены на это мероприятие, они предварительно читают приговор и знают, кто перед ним. Чем отвратительней и опасней объект исполнения, тем легче выполнить свои обязанности… В общем, поговорили мы, но ничего конкретного И.Г. мне не рассказал. Однако, мы с ним подружились и уже лет 40 дружим семьями. Кстати, на эту тему больше не разговаривали.
В общем, материал постепенно накопился, и я написал книгу. Когда коллеги узнали, то очень удивлялись: «А кто разрешил такую тему? Тебя выгонят из органов!» Но этого не произошло, напротив, одну из четырех литературных премий МВД СССР и МВД России я получил именно за “Привести в исполнение”. А после публикации стали звонить другие исполнители, поправлять, уточнять: «На самом деле его сзади за наручники дергают, он наклоняется, подставляет затылок…»; «А одна группа в бочку песок насыпала, край вырезали полукругом – для шеи, его голову туда наклоняли и сверху… И чисто и пуля в песок уходит… Но им выговора объявили за унижение человеческого достоинства…”; “А еще вы не рассказали…». Я всем предлагал встретиться, приглашал поговорить. Но люди они…
– Не публичные. Стеснялись того, что делали?
– Слово «стеснялись» не особо к ним подходят. Просто люди не любят про такое рассказывать. И то слово, каким вы их называете – не очень приятный ярлык…
– Как выглядел среднестатистический «исполнитель»? И каков его психологический портрет?
– Никаких особенных свойств нет – обычные люди. Серьезные, с крепкой нервной системой. Они же не занимались только тем, что с утра до ночи расстреливали – служили в МВД на различных должностях, исполняли свои обычные обязанности. А когда нужно было – собирались и выполняли свою секретную работу.
– Часто собирались?
– Раз в месяц, может два. Число исполненных смертных приговоров уменьшалось, а количество помилованных увеличивалось: в СССР в 1985 году исполнено 407 приговора, а помиловано 5 осужденных, в 1989 исполнено 186, в России в 1991 – 59, в 1992 – 18, в 1993 – 10, а в 1994 из вынесенных 154 исполнено 2.
Поскольку “точек исполнения” в СССР было несколько, то можно понять, что нагрузка на “Финалы” существенно снизилась.
– Где проходили расстрелы? Знаю, что в Москве это была «Бутырка», а где еще?
– Со слов осведомленных лиц это Баку, Ленинград, Ташкент, Москва, Екатеринбург, Ростов, Минск. Начальник минской тюрьмы Алкснис присутствовавший при исполнениях, а ныне проживающий за границей, неоднократно описывал процедуру, которая проводилась в лесу. Думаю, чаще исполняли в подвальных помещениях, они для этого больше всего подходят по техническим параметрам.
– А как происходила процедура? Расстреливали на рассвете?
– Нет, около полуночи. Несколько человек приезжали, забирали осужденного из тюрьмы. Кстати, рассказывали, что хотя смертники не знали, когда казнят, но накануне все просыпались и садились на свои железные шконки. Чувствовали вроде приближение гонцов смерти. Но так это или нет, я не знаю. В общем, забирали и увозили. Спускали в подвал. Там сидит прокурор и несколько человек, кому положено. Прокурор устанавливает личность доставленного: “ФИО? Где родились? Статья? Знаете, к какой мере наказания осуждены? Подавали ходатайство о помиловании? Результат рассмотрения знаете?” Результат отрицательный, но осуждённый этого, естественно не знает.
– Почему?
– Потому, что при положительном решении оно объявляется осужденному в тюрьме, его не надо никуда везти. Именно отказ в удовлетворении ходатайства включил механизм исполнения и сейчас лежит на столе у прокурора. И тот объявляет: “Ходатайство отклонено, приговор будет приведён в исполнение!” Осужденного тут же под руки заводят или заносят в соседнюю комнату и раздается выстрел.
– А последнее желание? Последний обед?
– В американских фильмах это показывают, например, в “Зеленой миле”. Не знаю, чего тут больше: заботы об осужденном или цинизма. И не знаю, какой у смертника может быть аппетит… Хотя… Это особая категория людей с другими мироощущениями… Но у нас им ничего не предлагают. Хотя знаю один случай, когда приговоренному “из своих” налили стакан водки. Отечественные “знатоки” выступая в СМИ, говорили, что врач перед исполнением, якобы, измеряет давление и температуру. Чушь. Какой в этом смысл? И так известно, что давление и пульс запредельно высокие, а температура сейчас начнет понижаться со скоростью 2-3 градуса в час.
– А что делали, если после выстрела смертник выживал?
– Это тоже из фильма “Убить Билла”! Не было такого, и быть не могло. Пистолет Макарова, пуля 9 мм, выстрел в упор в голову, сила удара полтонны… Так что с выстрелом всё заканчивалось. Врач констатировал очевидную, даже при одном взгляде, смерть, в этом и состоит его функция, тело вывозили и закапывали. О месте захоронения родственникам не сообщается.
– Исполнители рассказывали, что делали после казни? Может, напивались?
– Напиваться не напивались, но выпивали, чтобы снять стресс, и расходились по домам.
– А эта работа оплачивалась?
– Что-то доплачивали, путевки в санаторий выдавали. Я знаю, что один из надзирающих прокуроров отказывался получать “деньги за кровь”, чем ставил в тупик бухгалтерию: «Как списывать?» Но он был непреклонен. Зарплата у него была тогда рублей 160-170, так что 40 руб – это была бы хорошая надбавка, но принципы для этого человека были важнее.
– Интересно, а семьи исполнителей знали про их работу?
– По-разному. Семьи у всех были. У моего знакомого Николая Ивановича – жена и сын. Сложно сказать, делился ли он с ними деталями. Но наверняка жена имела представление о том, чем он занимается. Вряд ли она его расспрашивала о подробностях. Был случай, когда Николай Иванович пообещал коллеге подарить хромовый крой на сапоги, сказал: “В НКВД лет 50 назад выдали, сейчас такого нет.” Жену он побаивался, выжидал пока её не будет дома, наконец, принес. Нашли специального сапожника, он пошил красивые сапоги и даже прибил подошву деревянными гвоздиками как, оказывается, положено. Так молодой капитан и ходил на строевые смотры в бериевских сапогах.
А еще забавный случай рассказал другой член группы: ревнивая жена устроила скандал – мол, приходишь поздно, выпивший, где ты шляешься? Ну, он ей и рассказал – где. А она ужаснулась в ответ: “Это же надо, чтобы пьянки-гулянки оправдать, придумал, что людей расстреливает!”
– Да уж, исполнители смертных приговоров боятся жён… Не могу представить, как, казнив кого-то, можно прийти домой и спокойно есть борщ…
– Не знаю, насколько спокойно. Конечно, и основная работа у этих людей специфическая – борьба с преступностью это не вышивание крестиком. Хотя и говорят, что особых переживаний не испытывали, но по нервам наверняка исполнения всё же били. Николай Иванович сам смерть в лицо видел неоднократно.
– Кого-то ему было жалко?
– Рассказывал про два таких случая. Первого мая люди отдыхали на левом берегу Дона, молодой человек хулиганил, в ответ на замечание ударил человека ножом и скрылся. Девятого мая граждане отмечали праздник в Ботаническом саду, и тот же тип снова хулиганил, ранил ножом милиционера, который ему сделал замечание и снова скрылся. Его искали. Потерпевшие и свидетели показали, что преступник похож на главного героя с успехом идущего тогда фильма «Человек-амфибия», которого играл актер Владимир Коренев. И фото Коренева раздали милиционерам с ориентировкой на задержание. Если бы в Ростов приехал настоящий Коренев, вряд ли он бы смог свободно ходить по улицам. Вскоре преступник был задержан. Некто В. девятнадцати лет. Хулиган, в принципе, попадал под статью «нанесение тяжких телесных повреждений» — максимальное наказание до 8 лет. Но недавно вышел Указ “О мерах по усилению борьбы с хулиганством”, дело резонансное, преступления дерзкие, совершены в праздничные дни, и ему вменили два покушения на убийство. Хотя и за это обычно не расстреливали, но его – приговорили к высшей мере. Вот его Николай Иванович жалел: “Такой красивый, молодой мальчоночка, он и не понимал, что его сейчас убьют…”
Второй эпизод с женщиной — заведующей общепитом Геленджика, осужденной за взятки и хищения…
– Не может быть! Белла Бородкина! Недавно я писала по материалам ее дела, что не осталось справки об исполнении смертного приговора и никаких данных о том, когда и где он был приведен. Это породило сомнение в ее расстреле.
– Да, “Золотая Белла”. Расстреляли ее, значит просто справку в дело не подшили. Николай Иванович рассказывал, что она, которая раньше молодилась, была всегда красивая и ухоженная, выглядела в тот день как древняя старуха. Ему ее тоже было жаль.
– Не говорил, мол, жалеет, что вообще таким делом занимался?
– Смешной вопрос! Он всю жизнь занимался суровой, жесткой работой, которую тоже нужно кому-то делать. Так что, ему жалеть обо всей своей жизни? Совсем наоборот: когда я рассказал, что есть теория о том, что в момент расстрела убийца превращается в жертву, а исполнитель – в убийцу, причем профессионального, убивающего многократно, Николай Иванович пришёл в ярость. “Да что за глупости! Никто ни в кого не превращается! Степан был замечательный парень, да и остальные…”
– А правда, что спецгруппа состояла из шести сотрудников, каждому из которых присваивался номер. Чем меньше цифра номера, тем важнее проделываемая им работа?
– Это правда моей повести. В реальной жизни такого не было.
– А крыса была?
– Была. Осужденный кормил ее хлебом и приручил – часами рассказывал про свою жизнь, жаловался на судьбу, от признаний данных на суде отказывался. Как с адвокатом с ней советовался – мол, что теперь будет, пересмотрят ли приговор. А крыса, здоровенная, как кошка, сидела и внимательно слушала. У надзирателей создавалось впечатление, что она всё понимает и что между ними настоящая дружба. Когда камера опустела, крыса продолжала приходить шныряла по углам, нары обнюхивала, беспокоилась и пищала, прямо выла, вроде как плакала. От этого воя у дежурного наряда мороз проходил по коже… Застрелить её хотели, да в особом корпусе стрелять по крысам нельзя. Крысомора, в конце концов, насыпали…
– А действительно, что у исполнителей эта процедура называется “отправить на луну”?
– Это жаргонный термин. “Прислонить к стенке”, “расшлепать”, “намазать лоб зеленкой”… Последнее отражало представление о том, что преступнику перед выстрелом дезинфицируют место попадания пули. Зачем, непонятно.
– А сопротивлялись ли смертники? Были случаи нападения на исполнителей, побегов?
– Имел место случай побега нескольких человек из камеры смертников путем подкопа – совершенно невероятная история, подробностей не знаю, но знаю, что всех быстро задержали. Сексуальный маньяк-убийца Нагиев, этапируемый в Новочеркасскую тюрьму, которую многие ошибочно считали местом исполнения, бежал, когда подконвойные сидели на земле на железнодорожной станции. Хорошо подготовленный и очень сильный он, якобы, разорвал наручники и проскочил под идущим поездом. Насчет наручников была и другая версия: что они были плохо застегнуты – по небрежности, или умышленно. В женской одежде он прятался в стогу сена под Новочеркасском, при задержании оказал сопротивление, стреляя из обреза, сотрудники всадили в него то ли четыре, то ли шесть пуль. Ходил слух, что когда его привезли в больницу, у него было нормальное давление. Его прооперировали, вылечили и… расстреляли. Петр Билык, приговоренный к смерти за несколько убийств, в том числе сотрудников милиции, вытащил из табуретки гвоздь и когда за ним пришли, нанес легкое ранение конвоиру. Так что смертники – чрезвычайно опасны. К тому же они очень хитры и умело имитируют то поведение, которое от них ждут. Почти все обращаются в Богу, начинают читать Библию, даже пишут стихи, очень послушны и обходительны с контрольно-надзирательным составом. Но когда объявили мораторий на смертную казнь, поведение резко изменилось: ни от раскаяния, ни от мнимой богобоязненности и послушания не осталось и следа. “Подумаешь, я убивал! – заявил “черноколготочник” Цюман, нападавший на женщин в соответствующей одежде.- Ну и что? Все убивают!” И он был прав, ибо вокруг находились такие же убийцы…
– И по тональности вашей повести, и по научным трудам можно судить о том, что вы сторонник смертной казни. Это так?
– Действительно, было так. Но время идет, меняется обстановка, меняется законотворчество и правоприменение. За двадцать лет число убийств сократилось почти в пять раз. Кого казнить? Нет, сейчас я не сторонник СК. Мы разошлись в этом вопросе с моим товарищем, профессором М., с которым раньше писали в соавторстве: он по-прежнему ратует за смертную казнь и укоряет меня в отступничестве. Но если ехали на свадьбу, а жених сбежал, то надо успокаивать невесту, а не петь песни, говорить тосты и кричать “Горько”.
– Как вы считаете, если вернут смертную казнь, легко ли будет найти исполнителей? Многие ли согласятся на такую работу?
– Когда ввели мораторий, мой ученик, ответственный за организацию работы спецгруппы, сказал: “Всё! Документы я вложил в папку, опечатал, положил в сейф, сейф опечатал, ключ положил в коробочку, её опечатал и сдал в дежурную часть. Теперь, если вернут СК, кто-то будет заниматься всем с самого начала. А разрушать легче, чем создавать и дело это не такое простое”… Только я думаю, что исполнителей найдут. Вся история показывает, что трудно найти талантливых художников, гениальных изобретателей, толковых инженеров и способных ученых. А исполнители всегда находятся!
-Знаете, как сложилась судьба кого-то из исполнителей?
– Про одного рассказывали, что его заколол бык. Он не тореадор, как и многие жил в сельской местности. И вот бык вырвался из загона и поднял именно его на рога. Насмерть. Случай необычный, потому об этом много говорили, осведомленные о его деятельности люди усматривали в трагедии некий знак свыше. Второй в старости ходил и всем рассказывал, что работал в расстрельной группе: «У меня руки по локоть крови». Хотя он всего-то ворота открывал, запуская в точку исполнения машину с осужденным. А Николай Иванович умер от тяжелой болезни, но уже в солидном возрасте. Впрочем, так заканчиваются жизни у многих, а не только у исполнителей.
В свое время Корецкий точно написал, что в момент казни исполнитель переступает грань, запретную для любого человека (по сути, официально становится на одну доску с тем, кого расстреливает). Но это дело, противоестественное и кровавое, может стать для кого-то обычной работой.
Красиво и гуманно отправить человека на тот свет нельзя. Как говорит один из его героев: «Требовать от этого процесса эстетической формы — чистейшее чистоплюйство». При этом механизировать казнь тоже невозможно: профессия исполнителя всегда будет принадлежать человеку, даже в самом развитом и роботизированном обществе. Какой можно сделать вывод? Очень простой. Смертная казнь — патология, но она может стать нормой и порядком. Все зависит от точки отсчета…
